В созвездии трапеции [сборник] - Николай Томан

— И серьезный специалист? — спрашивает Илья, хорошо знающий, что в науке (а чаще около науки) есть немало чудаковатых и не очень серьезных молодых людей, ухитряющихся каким-то образом защитить кандидатские диссертации и совершенно не способных к научной работе.

— Виктор Захарович уверяет, что очень толковый. Считает даже просто счастьем, что ему попался такой человек. Да вы сами с ним сегодня познакомитесь. Нам вообще очень повезло с составом конструкторского бюро. Во-первых, это не просто профессионалы-конструкторы, которым не важно, что конструировать, лишь бы конструкции были по их инженерной специальности. Это люди, отлично понимающие, что они будут конструировать аппараты для людей, рискующих жизнью.

Увлекшись, Анатолий Георгиевич не замечает, что они уже прибыли на «Университетскую» и, если бы не Михаил Богданович, проехали бы ее.

— Не могу я о хороших людях говорить равнодушно, — смущенно оправдывается он. — Без таких людей нельзя создать ничего нового. А для маленького коллектива Миронова характерно еще и то, что они уже переселились в новое здание, не ожидая окончательной его отделки. Вот уже вторую неделю работают в холодном помещении, обогреваясь лишь электрическими каминами и горячим чаем.

— А когда предстоит официальная сдача всего помещения цирка? — спрашивает Илья.

— К первому апреля.

— Ох, это первое апреля, да еще для строителей! — смеется Михаил Богданович.

— Это крайний срок. А позже никак нельзя — первого мая мы уже должны показывать новую программу.

Они выходят из метро и идут дальше пешком.

— Да, вот еще о чем хотел предупредить вас, — неожиданно останавливается Анатолий Георгиевич. — О вашей идее, Илья Андреевич, никто из них ничего еще не знает. И давайте сообщим им ее не сразу…

— А как бы подведем их самих к мысли о желательности ее осуществления у нас в цирке, — горячо подхватывает Михаил Богданович, сразу же догадавшись о тактическом ходе главного режиссера.

— Вот именно, — энергично кивает головой в огромной меховой шапке Анатолий Георгиевич. — А то как бы их не ошарашить сразу необычайностью нашего почти фантастического замысла. Дадим лучше им самим пофантазировать и как бы самостоятельно дойти до подобной идеи. Если не возражаете, то давайте договоримся, как нам лучше это осуществить.

— Вы главный режиссер, Анатолий Георгиевич, — замечает Михаил Богданович, — вы и инсценируйте все это, а мы будем прилежно и по возможности даже талантливо вам подыгрывать.

— Договорились! — довольно улыбается главный режиссер.

Инженера Миронова они находят на манеже, загроможденном разнообразными строительными механизмами.

— А, Виктор Захарович! — радостно восклицает Анатолий Георгиевич, протягивая ему руку. — Очень рад, что застал вас здесь! А мы вот пришли посмотреть, как идут дела у строителей. Это со мной Михаил Богданович, которого вам, наверно, доводилось видеть на цирковой арене.

— Ну еще бы! — весело отзывается Миронов, пожимая руку Михаила Богдановича. — Кто же не знает знаменитого Балагу?

— А это, — кивает Анатолий Георгиевич на Илью, — его внук, Илья Андреевич, цирковой болельщик, так сказать.

— А мы все болельщики, — смеется Миронов. — Пошли бы к вам разве на такую скудную зарплату. Позвать вам кого-нибудь из строителей или вы и моими объяснениями удовлетворитесь?

— Нет, нет, зачем нам строители! — протестующе машет руками Анатолий Георгиевич. — Мы с вашей помощью и сами во всем разберемся. Да нас, собственно, больше интересуют не столько строительные дела, сколько непосредственно ваши, конструкторские. Что новенького могли бы вы нам предложить, чтобы наш советский цирк, лучший в мире по своим артистическим силам, был бы лучшим и по техническому оснащению? Стал чтобы на уровень с веком космических полетов, электроники и кибернетики. Чтобы три часа, проведенные в нем, были бы подобны сказке, рассказанной взрослым детям современным Андерсеном или Павлом Бажовым.

Илья до этого почти не был знаком с Анатолием Георгиевичем. Слышал только много хвалебных, а иногда и просто восторженных отзывов о нем от матери и деда.

«Да, этот человек с огоньком, — думает теперь о нем Илья, с любопытством всматриваясь в его рослую, крупноголовую фигуру. — Такой может увлечь своим замыслом, заставить поверить в него. По всему чувствуется, что человек он с размахом. С таким приятно будет поработать…»

Без особой охоты дав согласие на воспроизведение своего эксперимента на цирковой арене, Илья все эти дни испытывал какое-то чувство недовольства собой. Он, пожалуй, не согласился бы на это, если бы не обида на отца. Ему казалось, что Андрей Петрович ничего не предпринимает, чтобы поставить его эксперимент в своем научно-исследовательском институте.

Более же всего смущала Илью неясность обстановки. Не совсем понятно было даже, зачем, собственно, цирку его эксперимент? И вот теперь, слушая Анатолия Георгиевича, он уже по-другому смотрит на все это. Постепенно складывается уверенность, что за воспроизведение его идеи берутся серьезные люди. Не сомневается он теперь и в том, что используют они ее не для эффектного циркового аттракциона, а для воплощения какого-то большого поэтического замысла.

Нравится ему и инженер Миронов, коренастый, крутолобый и с такой копной густых волос, что ему, наверно, ни в какой мороз не нужна шапка.

— Конечно, мы постараемся конструировать для цирка не только новую, но и принципиально новую аппаратуру, — горячо говорит Виктор Захарович, выразительно жестикулируя. — Но я лично не только в этом вижу свою задачу. Нужно еще помочь артистам разобраться в механике их собственного тела, чтобы полнее использовать его резервы.

— Да, конечно же, — горячо одобряет его главный режиссер. — Но главное для нас все-таки — введение новой техники и вообще всего нового, что только может быть использовано для демонстрации ловкости, смелости, изобретательности и многих других качеств гимнастов. Хотелось бы также, чтобы какая-нибудь новая аппаратура помогла им освободиться от некоторых, так сказать, законов природы. Или, если хотите, смягчила бы их.

— Ну, знаете ли!.. — беспомощно разводит руками Виктор Захарович.

— А мне думается, вы зря пасуете. Смягчить кое-что, по-моему, можно?

— Что же, например?

— Ну хотя бы силу притяжения.

— Можно и вообще от нее избавиться, — усмехается Миронов. — Для этого нужно только поместить гимнастов либо в гравитрон — аппарат, создающий искусственную невесомость, либо в самолет, снижающийся по параболической кривой.